походили на тройку запряженных друг за другом лошадей. Только лошадиных сил тут было несколько сотен.
Все мужчины занялись подготовкой к спасению, а девочки продумывали, что нужно, чтобы оказать то, что называется «экстренная помощь», когда ребят вытащат из тоннеля. Ведь ясно, что они ослабели и пережили стресс.
Один Митяй бегал вокруг своих «лошадок» и радостно напевал, как бы подбадривая их:
А ну-ка, девушки!
А ну, красавицы!
От его фальшивого крика у всех закладывало уши, но приходилось терпеть.
Наконец подготовительные работы были закончены.
Чеботарев связался по рации и парнями.
— Слушайте, ребята! Мы сейчас в расщелину будем передавать вам стальные тросы со штырями. Вы должны непременно вбить штыри в валун, и как можно ближе к основанию. Таким образом, мы как бы накинем на него сеть. Потом тремя тракторами мы попытаемся хотя бы чуть сдвинуть валун, чтобы щель составляла ну, пусть, пол метра. Вот тогда мы вас вытащим.
Работа закипела.
Иван и Петр по очереди поднимались в расщелину. Вывернув руки и шеи, с трудом подхватывали цепи, которые им перекидывали. Эдик закреплял их, стараясь распределить равномерно по периметру валуна. Потом все трое начали вбивать штыри в скалу, делая лишь небольшие перерывы.
Все это заняло огромный промежуток времени — с десяти утра и до трех часов дня. Солнце палило нещадно. Девочки скрывались в тени, лениво отмахиваясь от комаров и мошкары, мужчины же позволяли себе лишь небольшие перерывы по очереди. Все были покусаны, все устали, проголодались. Наконец Шамшурин сказал.
— Все. Скажи ребятам, — обратился он к Чеботареву, — что мы делаем перерыв. Через час, если они готовы, будем пытаться расширить щель и сделать лаз.
Душистый таежный чай и пирожки, которые собрала в дорогу Анна Ивановна, заметно подбодрили всех.
В четыре часа дня каждый сел в свой трактор и завел мотор.
— Ну что, — спросил Чеботарев Митяя, — не подведет твоя техника?
— Да лишь бы тросы не лопнули, а мои звери всегда к работе готовы.
Эй, ухнем! — заорал он. — Еще разик, еще раз!
От этого крика трактора как бы сами сдвинулись с мест и медленно начали ползти назад. Но работу пришлось тут же остановить — лопнул один из тросов, чуть не разбив трактор.
Митяй громко выругался и заорал:
— По два троса прикрепите!
Решили так и сделать.
К пяти часам вечера валун чуть сдвинулся с места, а еще через час щель была такая большая, что ребята смогли через нее пролезть.
Решено было, что сначала полезет юркий Иван. Тот вылез без труда. Потом надо было вытащить Эдика. Его широкие плечи застряли в щели. На минуту Чеботарев даже испугался, что придется тащить валун вот так, вместе с Эдиком. Но тут подсказал Федор Федорович:
— А ты поерзай так, как будто вылезаешь из одежды.
Эдик начал потихоньку «вывинчиваться». С тракторов его подхватили под руки и, наконец, вытащили наружу.
Труднее всего пришлось Петру. Он подтягивался по цепям одни, ни на кого не опираясь, но вылез он бодро, и даже пытался улыбнуться. Ребят тут же уложили на одеяла и дали целебный отвар из трав, приготовленный Александром Даниловичем.
Потом их начали растирать целебной мазью, особенно руки и ноги, чтобы восстановить циркуляцию крови.
Лиза растирала Эдика, и все время плакала, а он, блаженно щурясь, смотрел на синее глубокое небо, и думал, как и все, наверное: «Солнце, небо, воздух, сосны, звери, люди, которые тебя любят, — это и есть жизнь на Земле».
Ребята были еще слишком слабы, чтобы сразу отправляться в обратный путь. Решили заночевать на месте. Парней разместили на удобных откидных сиденьях в тракторах, а остальные ютились в палатках. Пока сидели у костра, потянуло на философские разговоры.
— Вот так, у костра сидя, наверное, наши далекие предки десятки тысяч лет назад осознали себя чем-то отличным от остальной природы. Вот есть земля, небо, звезды, травы, звери, и есть Я, человек, который все это осознает. И, если все существует, а я осознаю, то Кто все создал, и как я осознаю? — загадочно спросил Шамшурин.
— Ты не шаман, ты — философ, — усмехнулся Чеботарев.
— Нет, меня, да и всех ученых, всегда интересовало одно — когда человек осознал себя впервые, и, осознав, что он почувствовал.
Ведь, знаешь, искусствоведы говорят, что пещерные рисунки, найденные в Африке или в Европе, по качеству исполнения и по точности воспроизведения ничуть не уступают современному искусству. Выходит, человек, как только стал человеком, стал мыслить, думать, созидать. И мыслить и думать — это означает словесные категории, а изображать то, что уже назвали и сказали, но написать еще не могли.
— Тут надо понимать, — вмешался Федор Федорович, — кто во что верит. Вот, если я верю в Бога, то уверен, что дух Божий был дан мне, и частица эта и делает меня человеком. А если веришь, что, постепенно, из обезьяны в человека, то изучай или попытайся понять — как это было.
Ребята внимательно слушали разговор. Видно было, что они увлечены темой. Вечные, наивные по-детски вопросы — кто мы, откуда, зачем мы пришли и куда идем, — всегда решаются в юности. Как ни вытравливали их из современной молодежи, они остались навсегда вечными вопросами. Если молодой человек перестает их решать, то становится либо наркоманом, либо убийцей, либо кончает жизнь самоубийством. Молодость — особая часть жизни, особая судьба, какая-то другая планета, на которую не всем «взрослым» дано вступить.
Глядя на своих ребят, Чеботарев четко понял, почему они нашли то, что искали — самих себя: потому что всегда задавали себе эти вопросы, вопреки воле духовно «промотавшихся отцов».
Пафос размышлений сбил Митяй.
— Ладно философию гонять. Лучше расскажите, что вы тут делали.
Все засмеялись, невольно вспомнив персонажа знаменитой комедии, вечно повторявшего: «А что вы тут делаете?»
— Митяй, — неожиданно четко и громко сказал Петр, — а если мы тебя примем в наш картель, ты будешь поставлять нам свои чудо-трактора? Сделаем основной завод в Красноярске, а филиалы, скажем, в Челябинске и Екатеринбурге. Ты готов создать такое производство вместо своей кустарной мастерской?
— А денежки?
— А денежки будут.
— А тракторные и танковые заводы с поставками?
— Договоримся. Заплатим.
— Ты что, миллионером стал?
— Ну почему я, все вместе, и папаши наши.
Было ясно, что Петр что-то задумал, но говорить не хочет.
— Среди твоей чудо-техники, в твоей стране мужикам-то место найдется, или поселок сразу наш отомрет? — настороженно спросил Федор Федорович, а Алексей свысока и недобро посмотрел на Петра.
— Найдется, еще как найдется. Можно сказать, от вас плясать будем.
Чтобы замять щекотливый разговор Чеботарев резко скомандовал.
— Спать! Заканчивайте разговоры. Завтра длинный день.
° ° °
Выехали в девять утра. Ехали, конечно, в объезд тропы Кулика. Трактора иначе не прошли бы — не подниматься же вверх по порожистой реке. Поэтому путь был несколько длиннее. В середине дня остановились в прелестной долине.
Сопки раздвигались к югу, образуя чашу, все склоны красноватых сопок были покрыты могучими зелеными соснами и елями, а в долине полыхало разноцветье и разнотравье. Здесь почти не было мошкары и комаров — этого бича Сибири, — зато летали бабочки, стрекозы, раздавалось многоголосие птиц. Умолкшие трактора смотрелись среди благоухающей красоты, как инородные монстры.
— Вот, — сказал Федор Федорович, — живем на золоте, а пользоваться им не умеем. Не надо ничего искать, ничего добывать — построй здесь какие-нибудь санатории и дома отдыха, и деньги сами потекут рекой.
— Да? — возмутился Шамшурин. — А отходы куда? Эта долина быстро в помойку превратится!
— Не превратится! — уверенно ответил Петр. — Есть такие очистительные сооружения и безотходные производства, что внешне здесь ничего не изменится и экология не пострадает.
— Да ты прямо деловой Буратино. Уже все продумал! — воскликнула Надя.
— Потом поговорим. — Чеботарев сказал это твердо и веско. Ясно было, что сейчас он не хочет начинать
